Неточные совпадения
— В сущности, город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было
на крыше, он незаметно ушел. По
улице, над серым булыжником мостовой, с громом скакали черные лошади, запряженные в зеленые телеги, сверкали медные головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин
спустился с крыши, вошел в дом, в прохладную тишину. Макаров сидел у стола с газетой в руке и читал, прихлебывая крепкий чай.
Самгин открыл дверь и стал медленно
спускаться по лестнице, ожидая, что его нагонят. Но шум шагов наверху он услыхал, когда был уже у двери подъезда. Вышел
на улицу. У подъезда стояла хорошая лошадь.
Дорогой навязавшийся нам в проводники малаец принес нам винограду. Мы пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины в рытвину, взобрались
на пригорок и,
спустившись с него, очутились в городе. Только что мы вошли в
улицу, кто-то сказал: «Посмотрите
на Столовую гору!» Все оглянулись и остановились в изумлении: половины горы не было.
Мы
спустились в город и, свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. Второй этаж выступал
на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше второго; весь дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом
на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
На другой день я
спускался в подвальный этаж домишка рядом с трактиром «Молдавия»,
на Живодерке, [Теперь
на улице Красина.] в квартиру Глазова.
Лежит он в пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с моря видна только одна его главная
улица, и кажется издали, что мостовая и два ряда домов круто
спускаются вниз по берегу; но это только в перспективе,
на самом же деле подъем не так крут.
Он
спустился под ворота, вышел
на тротуар, подивился густой толпе народа, высыпавшего с закатом солнца
на улицу (как и всегда в Петербурге в каникулярное время), и пошел по направлению к Гороховой.
Родион Потапыч вышел
на улицу и повернул вправо, к церкви. Яша покорно следовал за ним
на приличном расстоянии. От церкви старик
спустился под горку
на плотину, под которой горбился деревянный корпус толчеи и промывальни. Сейчас за плотиной направо стоял ярко освещенный господский дом, к которому Родион Потапыч и повернул. Было уже поздно, часов девять вечера, но дело было неотложное, и старик смело вошел в настежь открытые ворота
на широкий господский двор.
Дорога из Мурмосского завода проходила широкою
улицей по всему Туляцкому концу,
спускалась на поемный луг, где разлилась бойкая горная речонка Култым, и круто поднималась в гору прямо к господскому дому, который лицом выдвинулся к фабрике. Всю эту дорогу отлично было видно только из сарайной, где в критических случаях и устраивался сторожевой пункт. Караулили гостей или казачок Тишка, или Катря.
Через десять минут они вдвоем
спустились с лестницы, прошли нарочно по ломаным линиям несколько
улиц и только в старом городе наняли извозчика
на вокзал и уехали из города с безукоризненными паспортами помещика и помещицы дворян Ставницких. О них долго не было ничего слышно, пока, спустя год, Сенька не попался в Москве
на крупной краже и не выдал
на допросе Тамару. Их обоих судили и приговорили к тюремному заключению.
В двенадцать часов она
на извозчике
спустилась вниз, в старый город, проехала в узенькую
улицу, выходящую
на ярмарочную площадь, и остановилась около довольно грязной чайной, велев извозчику подождать.
Только что St.-Jérôme, сказав мне, чтобы я шел в свою комнату,
спустился вниз, — я, не отдавая себе отчета в том, что я делаю, побежал по большой лестнице, ведущей
на улицу.
Они сначала проехали одну
улицу, другую, потом взобрались
на какую-то гору. Вихров видел, что проехали мимо какой-то церкви,
спустились потом по косогору в овраг и остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в грудь, — потом они несколько времени были в совершенном мраке.
В таком прескверном настроении Родион Антоныч миновал главную заводскую площадь,
на которую выходило своим фасадом «Главное кукарское заводоуправление»,
спустился под гору, где весело бурлила бойкая река Кукарка, и затем, обогнув красную кирпичную стену заводских фабрик, повернул к пруду, в широкую зеленую
улицу.
С горы
спускается деревенское стадо; оно уж близко к деревне, и картина мгновенно оживляется; необыкновенная суета проявляется по всей
улице; бабы выбегают из изб с прутьями в руках, преследуя тощих, малорослых коров; девчонка лет десяти, также с прутиком, бежит вся впопыхах, загоняя теленка и не находя никакой возможности следить за его скачками; в воздухе раздаются самые разнообразные звуки, от мычанья до визгливого голоса тетки Арины, громко ругающейся
на всю деревню.
Проходя дальше по
улице и
спустившись под маленький изволок, вы замечаете вокруг себя уже не дома, а какие-то странные груды развалин-камней, досок, глины, бревен; впереди себя
на крутой горе видите какое-то черное, грязное пространство, изрытое канавами, и это-то впереди и есть 4-й бастион…
По праздникам я частенько
спускался из города в Миллионную
улицу, где ютились босяки, и видел, как быстро Ардальон становится своим человеком в «золотой роте». Еще год тому назад — веселый и серьезный, теперь Ардальон стал как-то криклив, приобрел особенную, развалистую походку, смотрел
на людей задорно, точно вызывая всех
на спор и бой, и все хвастался...
А там поезд опять остановился, и наши вышли благополучно и опять
спустились по лестнице
на улицу…
Уже начинали
спускаться сумерки, и
на улицах показалось еще больше усиленное движение, нежели утром.
Получив град толчков, так как шел всецело погруженный в свои мысли, я наконец опамятовался и вышел из зала по лестнице, к боковому выходу
на улицу.
Спускаясь по ней, я вспомнил, как всего час назад
спускалась по этой лестнице Дэзи, задумчиво теребя бахрому платья, и смиренно, от всей души пожелал ей спокойной ночи.
На улице дождь, буря, темь непроглядная. Я открыл окно и,
спустившись на руках сколько можно, спрыгнул в грязь со второго этажа — и с тех пор под этим гостеприимным кровом более не бывал.
Тогда только что приступили к работам по постройке канала. Двое рабочих подняли
на улице железную решетку колодца, в который стекают вода и нечистоты с
улиц. Образовалось глубокое, четырехугольное, с каменными, покрытыми грязью стенами отверстие, настолько узкое, что с трудом в него можно было опуститься. Туда спустили длинную лестницу. Один из рабочих зажег бензиновую лампочку и, держа ее в одной руке, а другой придерживаясь за лестницу, начал
спускаться.
Наймит опять почесал себе о косяк спину, посвистал как-то не совсем приятно вслед мельнику и стал запирать двери,
на которых были намалеваны белою краской кварта, рюмка и жестяной крючок (шкалик). А мельник
спустился с пригорочка и пошел вдоль
улицы, в своей белой свитке, а за ним опять побежала по земле черная-пречерная тень.
Мы вышли
на улицу. Передо мною, отлого
спускаясь к реке, широко раскинулось Заречье; в двух-трех местах мерцали огоньки, вдали лаяли собаки. Все спало тихо и безмятежно, а в темноте вставал над городом призрак грозной гостьи…
Ноябрьский холодный воздух сразу охватил девочку. Она, поеживаясь и подпрыгивая
на ходу,
спустилась с крыльца и побежала по
улице, мимо неосвещенных окон пансиона. Повернув за угол, она лицом к лицу столкнулась с поджидавшим ее маленьким фокусником.
Они вышли
на улицу. Туман стал еще гуще. Как будто громадный, толстый слой сырой паутины
спустился на город и опутал
улицы, дома, реку. Огни фонарей светились тускло-желтыми пятнами, дышать было тяжело и сыро.
Я пошел вниз по
улице. Решил сделать большой конец, прежде чем опять подойти к окну.
Спустился до Площадной, по Площадной дошел до Петровской, поднялся до Верхне-Дворянской.
На углу никого уже не было. С другой стороны подошел к дому Николаевых.
На улице мороз, предрождественская метель с бесконечным снегом за окном. В школе — напряженное ожидание. Ровно в два часа экзамен. Мы
спускаемся вниз по театральной лестнице в боковую, прилегающую к сцене комнату. Там нас ждет «маэстро».
Тяжелое беспокойство овладело им. Он лег, потом встал и поглядел в окно, не едет ли верховой? Но верхового не было. Он опять лег, через полчаса встал и, не выдержав беспокойства, вышел
на улицу и зашагал к церкви.
На площади, около ограды, было темно и пустынно… Какие-то три солдата стояли рядом у самого спуска и молчали. Увидев Рябовича, они встрепенулись и отдали честь. Он откозырял им в ответ и стал
спускаться вниз по знакомой тропинке.
Вадим Григорьевич быстро надел свое гороховое пальто, котелок и, почти вприпрыжку выскочив за дверь,
спустился по лестнице и выбежал
на улицу.
У въезда в Великую
улицу встретило путников несколько приставов, посланных от великого князя, вместе с переводчиком, поздравить их с благополучным приездом и проводить в назначенные им домы. Но вместо того чтобы везти их через Великую
улицу, пристава велели извозчикам
спуститься на Москву-реку, оговариваясь невозможностью ехать по
улице, заваленной будто развалинами домов после недавнего пожара.
На дворе моросил дождь, точно мелкой сеткой
спускаясь с неба, широкая
улица была грязна и неприятна.
Выждав минуту, когда в зале снова заиграли, Павел осторожно выглянул в пустую столовую, прошел ее и возле ванной, где висело кучею ненужное платье, отыскал свою старенькую летнюю шинель. Потом быстро прошел кухню и по черной лестнице
спустился во двор, а оттуда
на улицу.